Антиутопия — самый серьёзный из фантастических жанров, потому что ближайшим её «родственником» оказывается обычная историческая наука безо всякой цирковой приставки «альтернативная». История собирает, детализирует и верифицирует наши знания о прошедших временах, по сути строя достоверную модель того, как всё было. Антиутопия, как и её античная прародительница без приставки «анти», занимается реконструкцией того, чего на самом деле не было, но непременно станет, если будут соблюдены некоторые условия. Человечество исчерпает источники углеводородного топлива, человечество заиграется с ядерным оружием, человечество погрязнет в тоталитарных идеалах хождения строем, человечество расплодится так, что природе самой придётся урегулировать этот макробиологический вирус с зачатками разума. Пандемиями очередных экзотических штаммов гриппа, распространением генетических заболеваний, войнами не ради получения преимущества одного государства над другим, а с целью простого биологического вытеснения одной популяции людей ради выживания другой.
Биология и гуманизм — вещи несовместные. Когда человек снова становится стадным животным, только в тысячу раз изощрённее, тут не нужен никакой Босх, чтобы представить все зверства, на которые способен хомосапиенс ради того, чтобы продлить своё существование на лишний час, ради лишнего глотка воздуха, ради лишнего метра свободного пространства. На этом постулате и держится антиутопия — довести до крайней черты то направление, по которому уже сейчас движется человечество и представить себе тот ад, который после этого разверзнется.
В мире фильма «Дитя человеческое» помимо прочих радостей современной жизни вроде расцвета новейшего, то есть часто религиозного терроризма и национальных столкновений на почве конфликтов коренных жителей и мигрантов, выбрана ещё одна сюжетообразующая деталь — наступившее у всех поголовно женщин на Земле бесплодие, причины которого неизвестны, но известен печальный итог, к которому всё идёт — то, что не смогли войны, голод, экология, болезни, погромы и концлагеря, рано или поздно довершит время. Человечество стареет и вымирает, постепенно погружаясь в пучину хаоса, уже не важно религиозного, политического или экономического. Главная мысль именно такой проблематики — человечество на экране предстаёт живым трупом, мучительно пожирающим самоё себя в последнем приступе мании самоубийства.
Каждый, кого мы видим на экране — такой живой труп. Он не ждёт от жизни ничего не в смысле Оруэлла и его новояза-двоемыслия, не в смысле машинизаций человека как у Уэллса, а просто потому что во вселенной «Дитя человеческого» грядущая неизбежная смерть каждого человека на земле это просто реальность, данная в ощущениях. И герои доживают свой век.
По-разному — кто цепляется за эту жизнь, продлевая её чужими трупами, кто живёт себе тихо, пользуясь возможностью спрятаться в тихом уголке, кто пытается напоследок защитить какие-то свои идеалы, теперь уже столь же бессмысленные, как и борьба с этими идеалами. Все совершают какие-то ритуальные действия, изображая живых, но все они уже мертвы, а действия их — лишь рефлекторные подёргивания отмирающих тканей. Которые отнюдь не спешат прекращаться, когда вдруг в этом мраке слабо начинает мерцать огонёк надежды.
Сюжетообразующий ребёнок, случайно появившийся на этот несчастливый свет, вовсе не Мессия и вовсе не панацея. Никаких надежд, что этот ребёнок будет не последним, в фильме нет. Но в сошедшем с ума мире находится крошечная кучка людей, которые не забыли те времена, когда мир был ещё разумен и добр, пусть лишь слегка разумен и совсем немножко добр, но этот разум и доброта были ещё живы. И вот ради этой памяти, а вовсе не ради мифической надежды, которой ни у кого уже давно нет, которая отмерла за ненадобностью, эти люди встают и бредут куда-то босыми ногами по мёрзлой земле, покрытой сожжёными трупами животных и, позже, тёплыми ещё телами убитых людей.
Всё бессмысленно, всё бессмысленно, повторяют герои. Дёрни крючок, дёрни крючок. Но всё равно идут. Потому что это дань памяти. Будущего для них всё равно нет, а вот прошлое — с яслями, детскими садами, школами. С семьями, парками, лесами, просто миром, наконец. Оно было. И ради него стоит закончить свою жизнь вот так — под прицелом автомата, босыми ногами по грязи. Но — в пути.
Именно об этом снимал фильм Альфонсо Куарон, именно это играли нам Клайв Оуэн, Джулианна Мур и Майкл Кейн — в совсем не обычной своей манере. Пусть они при этом где-то переигрывали, нажимая на антиутопию, ввязывая действо в совсем не обязательную для достижения художественной цели войну, но они постарались донести до зрителя вполне утопический ценности — любовь, дружбу, доброту, обычную порядочность. Пусть при этом режиссёр с оператором в своей обычной манере не смогли удержаться от перегибов трэш-стилистики, предпочитая не ковыряться в больном человеческом организме ланцетом, а долбить по нему кувалдой, восклицая — ты видишь, ты видишь, ты видишь?!
Да, даже в апокалиптическом мире машины могут быть и помытые, и непомятые, и «заводиться с толкача» компьютеризированная техника не может, и дымящих допотопных мотороллеров в век закончившейся нефти не бывает, и ажурные шлагбаумы вокруг конлагеря с летающими над всем этим десантными вертолётами «Чинук» — это нонсенс. И что никто не будет назначать встречу с единственной в мире беременной в открытом море у безымянного буя напротив этого концлагеря — тоже понятно. И даже по известной у нас печальной традиции пускать в город танки для борьбы с пехотой тоже ясно — хотелось яркого ряда, который бы не ковырялся, а бил по мозгам. И авторы в этом добились своего — на фоне вовсе не героических персонажей, пытающихся своими слабыми силами сделать хоть что-нибудь ради памяти своих близких, действительно, бьёт наотмашь, так что брызги в камеру, а после — только лечь и тихо умереть.
Пусть финал останется открытым. Пусть надежда останется только у самых наивных. Но память — она никуда не денется. До встречи в кино.
...потрясение...Именно с таким чувством я вышел из кинозала,и первое,что бросилось мне в глаза,это игровая комната для детей на том же этаже,что и кинозал. Аллилуйя! Разноцветные игрушки,качели,лестницы,шарики,горки... Дети! Жизнь! Люди! Живем!!! И в то же время понимание того... далее
Да, Лопушанский вернулся в большое кино и, несмотря на все непонятности с выходом фильма в прокат, это более чем достойное возвращение. За реверансами в сторону Стругацких и Тарковского он не забыл себя, сняв своё и о своём. Оставив вполне присущую «Гадким лебедям» философию, он решился с Рыбаковым на авторский шаг, изменив финал, в итоге заточив героев в подземное убежище и вытащив их оттуда на свободу, пусть страшную, пусть не такую, как хотелось, но свободу, которая даёт новые шансы.
Отзывы: [17]
Нет, динамика, операторские красоты, дизайн — как прежде на высоте, Кейт Бекинсейл смотрится прекрасно, ногами дерётся бодро, стреляет от бедра — любо-дорого. Но неужто нельзя снять вот всё то же самое без бесконечных объяснялок и без пятикратного захода на посадку? Скромность эротической составляющей фильма заткнёт за пояс «Титаник», а мотивировка действия — анекдоты про Чапаева. Уникальное, редчайшее явление — абсолютно подростковое кино рейтинга R.
Отзывы: [11]
В плеяде отечественных фантастов, чьи произведения будут перенесены на большой экран, появилось новое имя — Андрей Белянин, известный автор юмористического фэнтези. По его роману «Меч Без Имени» сейчас в Чехии снимается одноименный фильм. Предлагаем вашему вниманию интервью с писателем Андреем Беляниным и режиссёром фильма Владом Тапеушем.
Эдвард Нортон — актёр, созданный богом ради киноманов, для киноманов и по просьбе киноманов. Любое появление на экране его печальных глаз приводит оных в состояние экстатического транса. Потому что ужас как хорош. И «Иллюзионист» — не исключение. С вот такой бородкой, на стульчике посреди сцены, с закатанными рукавами при полной тишине он творит на экране волшебство, которое живёт, потому что вера, в данном случае равная просто доверию, она делает многое и за режиссёра, и за специалиста по визуальным эффектам.
Отзывы: [8]
Вина режиссера, пошедшего на поводу у зрителя, и сделавшего из вдумчивого и напряженного фильма почти что самопародию, очевидна. Параллельно господин Шимицу решил изменить и сам принцип проклятия — теперь, чтобы встретиться с Каяко достаточно некоторое время побыть рядом с одним из посетителей чертова дома. В результате со счета сбиваешься где-то после десятого трупа. Что же касается методов умерщвления несчастных, то тут верный каждому ленивому режиссеру принцип “more of the same” вновь на коне.
Отзывы: [3]
В то время как мир, наигравшись, сворачивает программу «важен оператор, остальное приложится», Филипп Янковский не делает ни единого шага навстречу зрителю, не пытается подвести логику, рассказать историю, он показывает набор картинок, кивая на фэнтэзийную составляющую как замену осмысленности. Да, красиво, да, спецэффекты, экшн-сцены, да, кадры, пролёты камерой, декорации, да, любимый трэшак в кадре. Нет, чего-то цельного из этого не вышло. Так красота становится гламуром, а то и просто кичем.
Отзывы: [36]
Отлично, отлично! — восклицает зритель и требует продолжения. И педофил не педофил, и жертва не жертва, и герметический диалог, проистекающий перед камерой, производит впечатление. Камера, подружившись с небритым лицом Патрика Уилсона и кривляющейся мордашкой Эллен Пейдж, не отпускает их ни на секунду, раздавая оплеухи штампам антипедофильской тематики, не оставляя проходным ни единый кадр, ни один поворот действа. Если бы авторы смогли продержать это состояние до финала, не растеряв его под конец.
Отзывы: [5]
Фабула фильма ясна с самого начала. В основе сюжета картины история двух братьев. Ещё из детских сказок, не говоря уже о Библии, мы знаем, чем заканчиваются такие истории. Старший устал от войны и готов пойти на уступки власти в ущерб идеалам. Младший не готов на предательство ни своих идеалов, ни своих соратников. В итоге один брат расстреливает другого, напоследок ещё раз предложив предательство. Правда, вокруг при этом — ни вереска, ни тем более ячменя.
Пускай некоторые западные зрители ставят «Дикости» высокие оценки, и говорят о некоей абстрактной революционности, чьего духа здесь даже не намечалось, — мы же останемся на своих позициях. Европейские ужасы пришлись нам не по нутру — и дело здесь далеко не в менталитете. Просто перед нами самый что ни на есть проходной трэш, разве что снятый не нарочно, в рамках общей контркультуры, как это обычно делается, а на голубом глазу, с указанным в синопсисе совсем не подходящим фильму жанром «хоррор».
