Матрица: Воскрешение:

Матрица: Воскрешение: К чертям семью + подкаст

Боттом 27

Более подробное обсуждение фильма «Матрица: Воскрешение» смотрите в восемнадцатом выпуске нашего видеоподскаста «Мы ругаем».

У авторского коллектива создателей «Матрицы» — бывших братьев, а теперь сестёр Вачовски — творческая судьба получилась такой же сложной, как и у их главного детища. Опус магнум двух гениев-самоучек так существенно перелопатил мировой кинопром (собственно, сравнимый эффект на современную поп-культуру произвели лишь «Титаник», «Аватар», трилогия «Властелин Колец» и все фильмы MCU в сумме), что дальше и этой вселенной, и этим режиссёрам пришлось нырять в бассейн с пираньями под называнием «фанатское сообщество» с такой тяжёлой гирей на ноге, что её никто не смог бы вытянуть, как ни старайся. Кэмерон не смог, Питер Джексон не смог, даже толстокожий и не общающийся с публикой Файги не смог. Что уж там говорить о двух гендерфлюидных новичках в шоубизнесе, которые однажды проснулись гениями.

И эта гиря их немедленно утопила. Точнее, сначала они пытались трепыхаться. Вторая «Матрица», пусть и распиленная пополам, была, как и первая, прорывом. Но не философским, а чисто техническим. Эстетика уступила содержанию, бабло уступило творческому порыву. То, что позже неоднократно позволяли себе большие студии, распиливая финалы почти всех франшиз, не пошло впрок самоуверенным и опьянённым ложным ощущением собственного величия новичкам. Фанаты это почувствовали и растерзали третью часть, заставив авторов надолго замолчать. «Спиди-гонщик», во многом ставший предтечей «Аватара», не поняли и не приняли, продюсерский проект «V значит Вендетта» стал культовым, но денег не принёс, гендерфлюидность авторов всё больше довлела над их творчеством и если и приносила им в итоге локальный успех в виде «Облачного атласа» или сериала «Восьмое чувство», то всё равно в итоге сливалась в унитаз очередного провала вроде вымоленного фанатами финального сезона «Сенсейт» или монструозного «Восхода Юпитер».

После трансгендерного перехода сначала Ланы (быв. Ларри), потом Лилли (быв. Энди) Вачовски творческий тандем окончательно распался, так что всё это время маячившая за их спинами идея нового продолжения «Матрицы» оказалась вполне логичной. Попытаться из последних сил спасти и свою карьеру, и своё наследие, тем более что, как описано в сценарии «Матрицы: Воскрешение», студия снимет это в любом случае, с нами или без нас. И в этом смысле новый фильм — это совсем не тот сиквел, о котором грезили фанаты оригинальной трилогии двадцать лет подряд, это с самого начала выглядело прилюдным аутодафе, самооговором бывших гениев (пусть один из них и не стал принимать участие в проекте), публичным сеансом психотерапии Нео, который неспособен выбраться из матрицы, потому что для него ничего, кроме матрицы, попросту не существует.

Ни вопросы гендерфлюидности, ни свободы выбора, ни собственно киберпанк как жанр Лану Вачовски больше не интересуют. Она пытается разобраться в том, кто она в этом мире, и только ради этого она ввязалась в этот заведомо провальный проект. Копеечный бюджет, неизбежная обречённость на волну хейта и ноль свежих визуальных идей на фоне вот этой играбельной демки в голове — провал «Воскрешению» был гарантирован. Но автору всё-таки было что сказать, помимо того чтобы просто вновь показать постаревших Киану Ривза и Кэрри Энн Мосс в одном кадре. И он (она) сказал (сказала).

Сделав Томаса Андерсона фрустрированным гением-игроделом, которого терроризирует начальник Смит и психолог Архитектор, а ему сиквел старой игры по «Матрице» выпускать. Между приступами паники и последующими сеансами у мозгоправа он ходит отдыхать душой от своих душнил-коллег в кофейню «Симулатте», где молча вздыхает по стареющей тётке с мудаком-мужем и тремя детьми, чётко понимая, что она никогда не выберет его, успешного, но бестолкового и ненадёжного.

А вокруг тем временем бегают странные люди с пушками, утверждающие, что всё вокруг — симуляция внутри симуляции, и компьютерные программы уже стали свободнее людей, и агенты нынче сделались куда умнее, скрываясь под личинами наших близких, и вообще семья и работа — вот настоящая тюрьма для сознания, а вовсе не люди в чёрном, не правительства и не транснациональные корпорации. Они заставляют нас быть не тем, кем мы хотим быть. Более того — они 24 на 7 манипулируют нами, чтобы мы сами думали, что хотим быть не теми, кем должны. Вот такая неожиданная мысль.

Другая, но гораздо менее нетривиальная — это развёрнутая ностальгия о разорванном двуединстве Нео и Тринити. Только объединившись, эти двое что-то могут, а порознь они обречены плутать в душных лабиринтах плоти, сознания, творческих кризисов и простой человеческой неуверенности в себе. Тут проблемы Ланы понятны — у неё без сестры не получается полноценно творить, но кто из них двоих тут Нео, а кто Тринити — это ведомо только им и их психиатрам.

А вот что нам ведомо точно, так это получившийся в итоге жанр авторимейка, временами переходящего в самопародию. Все двадцать лет этим баловались студенты мировых киновузов (по Болливуд включительно) — бесконечно переснимая классические сцены за три копейки. Этим же занята Вачовски и тут. Местный Морфеус — пародия на молодого Фишберна. Он даже радостно ржёт об этом прямо в кадре. Местная Пинкетт-Смит — гримированная карикатура на ту, прежнюю. Местный Меровингиан в исполнении всё того же Ламберта Уилсона откровенно стебётся над зрителем в гриме бомжа. Даже местные «дружелюбные машины» — это всратая sweded-пародия на «охотников» из оригинала.

Тут ничего не говорится серьёзно, сколько Нео ни морщит лоб. Тут совершенно сериальная камера, рядом с которой та самая играбельная демка — верх технического совершенства. Второстепенные герои ака самопровозглашённые «фанаты Нео» с интересом ходят вокруг театрализованных сценок (одна из которых протекает в прямом смысле на сцене) и изображают искренний интерес. При этом точность реконструкций очень неровная, от откровенно схематично-пародийных до дорогостоящих и даже в должной степени драматичных, но всё равно очень дешёвых. Даже в ключевой момент прыжка авторам не хватило возможности нормально подвесить героев над пропастью, так что они откровенно болтаются на кране, прилюдно скучая по тем временам, когда хромакей был дорог, а потому каждый кадр вылизывался задолго до команды «мотор».

Но Лане на это всё плевать. Она сказала то, что хотела. Перерезав горло Нилу Патрику Харрису, всунув в кадр (смешно заблюренное у нас) курение, заставив всё-таки Киану Ривза выйти из образа Джона Уика. Заставив нас всех сходить на это дурацкое кино. Она до нас сумела достучаться.