Конченая:

Конченая: Неоновый ад

2018-й ещё наполовину не закончился, а «Конченая» уже легко отобрала у «Опасного бизнеса» звание самого кричащего криминально-разговорного кинопостроения, чьи корни растут отчасти из раннего Тарантино. (Судя по всему, это ещё не всё; впереди — «Тяжёлые времена в отеле Эль Рояль» Дрю Годдарда, которым будет несложно стать лучшим фильмом в этой троице.) Если кино месячной давности было на удивление сдержанным и серьёзным, то полнометражный дебют Вона Стайна, десяток лет проработавшего в Голливуде на ассистентских должностях, как минимум в первом точно не обвинить; действие происходит в абсолютно искусственном антиутопическом мире индустриальных развалин, пустых вокзалов, грязных отелей и круглосуточных забегаловок, где обретаются жанровые персонажи, чьи жизни неотделимы от насилия.

На бумаге это идеальная локация: никакой привязки к узнаваемой реальности, чистый киноманский мир, в котором сталкиваются нуар, криминал и сказки — одна из остановок между той самой реальностью и «Городом грехов». На практике же это три с половиной погружённых во мрак основных локации, в которых приличную часть времени нет ни души, кроме основных актёров, плюс попёртые из «Входа в пустоту» неоновые вывески, налепленные на анонимные задники. Вполне очевидно, что у Стайна, снявшего фильм за несколько недель в Будапеште, не было денег на что-то большее, но более важно, что нет у него и склонности расширять свой мир посредством намёков, деталей, терпеливого погружения в атмосферу конкретных мест. Это закрытая мусорная свалка ограниченного воображения одного человека.

Населяют её в большинстве своём люди, которые её заслуживают — учитель (Саймон Пегг с бородой бомжа), умирающий от неизвестной болезни; двое киллеров, в ожидании возможности кого-нибудь убить препирающиеся по любому поводу, вплоть до правильного произношения слов (представьте себе Джулса и Винсента, которые лишены всякого обаяния и терпеть друг друга не могут с первого же появления в кадре); карикатурный уборщик с загримированным лицом Майка Майерса; загадочный криминальный авторитет, общающийся с миром с помощью того же преобразователя голоса, который использовал Пила.

Есть своя ирония в том, что единственная запоминающаяся диалоговая сцена здесь построена вокруг обсуждения различных способов суицида. Не получая от Стайна ничего более изящного, персонажи открыто указывают друг другу на то, какими типажами являются («Привет, опасный мужчина»), признают, что находятся внутри чьего-то сюжета («Давай обдумаем нашу кровавую месть») и разбавляют банальные ругательства словами вроде «прерогатива» и «карт-бланш» — приёмы, которые лишь подчёркивают общий недостаток идей. Туда же и нелепые отсылки к «Алисе в стране чудес», ровным счётом ни к чему не привязанные и закинутые в кадр скорее как своеобразная декорация.

За Стайном здесь печально наблюдать как за одним из тех режиссёров, которые активно заняты не теми вещами, поскольку не доверяют собственному зрителю. Простая диалоговая сцена с двумя актёрами, сидящими за столом, за несколько минут сменяет пару десятков различных углов съёмки, безыскусно перемешанных при монтаже. Интрига возводится вокруг персонажей только для того, чтобы быть грубо разобранной до последних деталей; чем ближе к финалу, тем больше твистов, и при появлении каждого перед зрителем, как в тех же «Пилах», судорожно проносятся кадры, которые он наблюдал полчаса или час назад, но которые в новом контексте, видимо, должны вызвать у него глубокое изумление и преклонение перед автором.

Не всё потеряно потому, что в центре от начала до конца находится Марго Робби, всё ещё в той стадии карьеры, где огонь в её глазах не способно потушить даже такое безнадёжное окружение. Либо у неё просто плохой вкус; здесь, впрочем, для результата это не важно. В костюме официантки, в костюме медсестры, в прорезающем мрак красном пальто, с нарочито неестественной улыбкой, от которой недалеко до Харли Квинн, она преодолевает даже самые мучительные диалоги, чтобы исполнить полуторачасовой номер роковой женщины и стать единственным постоянным живым элементом кадра. Что именно её персонаж в итоге приберёт к рукам весь этот мирок, становится ожидаемо почти сразу, но она же — единственная, кто слишком для него хорош.