«Мир не хорош и не плох, он просто есть», — произносит ближе к концу «Легенды», открывая примерно десятый свой закадровый монолог, героиня Эмили Браунинг, и зритель, сумевший к этому моменту не заснуть, понимает, что глубина этого мудрого утверждения как раз соответствует глубине окружающего его фильма, который берёт за основу историю, отлично подходящую для броской криминальной драмы, и лепит из неё растянутый и поверхностный телемувик.
Первая и главная проблема — в том, на кого направлен фокус. Да, Харди в двойной роли близнецов Крэй — общительного и позитивного, но всегда готового сорваться Реджи и непредсказуемого психопата Ронни, гангстеров-знаменитостей, фактически управлявших лондонским Ист-Эндом полвека назад — неоспоримый гвоздь программы даже с учётом того, что от обоих его персонажей перестаёшь ждать чего-то нового уже к концу первой половины. Его чистая харизма давно уже не проявлялась так открыто, и чем дальше ползёт повествование, тем больше она становится для зрителя спасательным кругом, без которого не было бы выхода, кроме как отбросить всякую надежду.
При этом основной фигурой повествования Хельгеленда по факту становится не тот или иной брат, но именно жена Реджи в исполнении Браунинг, которая полупрозрачной, но очень назойливой тенью охватывает весь фильм, начиная с закадровой реплики «я расскажу вам всю правду».
Кино, смотрящее на интересного харизматика (или двух) глазами третьего лица, может быть более чем удачным, но в случае «Легенды» это просчёт, вытягивающий из фильма практически весь воздух. Непрекращающийся закадровый текст, выдаваемый Браунинг — смесь копеечных философских утверждений, произносимых со смертельной серьёзностью (см. выше), прямолинейных описаний того, что зритель и так видит своими глазами, и рассказов о мыслях и чувствах того или иного Крэя, которые Харди в состоянии изобразить сам; это абсолютно классический случай использования закадрового текста в качестве ненужного костыля.
Когда же актриса сама появляется на экране, ей нечего играть, кроме типажа непослушной девочки, гуляющей с плохим мальчиком, и обеспокоенной жены, пытающейся быть голосом разума. Представьте себе первые несколько сцен Генри и Карен Хилл из «Славных парней», растянутые до часа с лишним хронометража и разведённые до состояния пресной мелодрамы, и это — как минимум половина «Легенды».
Другая половина мало чем лучше. Хельгеленд, как и всякий, кто снимал гангстерское кино в последние 25 лет, вообще довольно часто оглядывается на великий фильмСкорсезе, даром что и реальная история позволяет — тут не только романтическая линия, но и характеры и повадки братьев, во многом приравнивающие их к героям Де Ниро и Джо Пеши, и резкие вспышки насилия, сдобренные мрачным юмором, и ночные клубы, и музыка 60-х за кадром, и общая структура в духе «затем произошло вот это, а затем вот это», вплоть до финала, в котором всех сдают. Есть даже визит братьев к их гостеприимной матушке после одного особенно жестокого убийства.
Прямо противоположными оказываются только исполнение и общий эффект. Улицы Свингующего Лондона у Хельгеленда — не злые, а предельно безжизненные, серые и отдающие искусственным цифровым блеском (последнее относится и к интерьерам). Линию Браунинг режиссёр размазывает по хронометражу в ущерб всем остальным, в первую очередь — детективу в исполнении Экклстона, который появляется в кадре раз в полчаса, чтобы скорчить гримасу и произнести что-нибудь в духе «мы должны их поймать», после чего фильм вновь о нём забывает. Здесь вообще чуть ли не все второплановые актёры откровенно тратят время, разве что Тьюлис благодаря частым появлениям выжимает из своей роли хоть что-то, но, в конечном счёте, и он лишь отрабатывает скромный гонорар.
Последнее, чего у фильма нет — это, банально, своей точки зрения. Братья Крэй — бывшие боксёры, обожавшие гангстеров из старого кино и мечтавшие об известности, которой успешно достигли тем, что прибирали к рукам всё, что хотели, дружили со звёздами и резали несогласных при свидетелях, чтобы затем повернуться и заказать кому-нибудь свой портрет и биографию — были достаточно небанальными фигурами для того, чтобы фильм об их жизни и деяниях был не просто набором сцен. Но любые наблюдения о крепости родственных уз, неминуемости наказания за преступление и страхе простых людей перед шакалами, которых вовремя не посадили в клетку — не только стары, как жанр, но и кажутся скорее подобранными по дороге, поскольку мимо них никак было не пройти. Сначала происходит что-нибудь одно, затем другое, затем третье, а в качестве самого ценного вклада в мировой кинематограф остаётся сцена, в которой два Тома Харди набивают друг другу морду.
источником качественных рецензий, имели свой особый взгляд на кино. Я отправлял ваши рецензии друзьям и после фильмов всегда перечитывал вашу точку зрения... далее
