Снеговик:

Снеговик: Триллер без головы

В «Снеговике» хватает трупов, но настоящие жертвы здесь — это оригинальный роман и личное время всех, кто участвовал в его экранизации, а гораздо более интересная загадка, чем личность экранного убийцы — что, чёрт возьми, происходило на каждой стадии производства. У нас есть улики, есть показания свидетелей, мы можем даже начать со своего собственного многообещающего пролога: в 2011 году, как раз когда беллетристика Ю Несбё переходит в статус культурного феномена, а шведская и американская экранизации «Девушки с татуировкой дракона» пробуждают интерес к скандинавскому детективу на экранах, на «Снеговика» кладёт глаз Скорсезе, долгое время значащийся затем в качестве режиссёра, но позднее уступающий место Томасу Альфредсону, у которого на тот момент уже давно остался за плечами «Шпион, выйди вон», а новых проектов ему почему-то так и не нашлось.

Съёмки заканчиваются весной 2016 года, за полтора года до итоговой даты выхода; проходит ещё целый год, и создатели внезапно возвращаются в Норвегию снимать новые сцены и переснимать существующие. И, наконец, фильм не успевает даже выйти на экраны, а Альфредсон уже сознаётся норвежской прессе, что 10-15% сценария так и остались неснятыми, и итоговый результат в монтажной пришлось лепить, невзирая на это маленькое неудобство.

Полезно взглянуть и на первый трейлер, монтировавшийся, надо полагать, когда за кулисами уже была понятна бессмысленность всего предприятия. Помимо всех реплик, произносимых там за кадром, в фильме отсутствует как горящее здание с последующим взрывом, так и эпизод, в котором героиня Хлои Севиньи — одной из многих заблудившихся здесь знаковых в синефильской среде актёров — попадает в медвежий капкан. Учитывая, что играет она сестёр-близняшек, одна из которых становится жертвой маньяка (и сцена её убийства в трейлере тоже есть), либо в какой-то из версий фильма погибали обе, либо актриса сняла две разные сцены смерти одного и того же персонажа.

О том, что на поздней стадии авторы действительно пытались соорудить хоть что-то удобоваримое, говорит наличие в титрах имени Тельмы Шунмейкер, великого монтажёра всё того же Скорсезе; но максимум, что удаётся даже ей — это помогать фильму какое-то время делать вид, что его спонтанные прыжки во времени и выскакивающие отовсюду новые второстепенные персонажи и их истории однажды объединятся в нечто цельное и значимое. На деле этого либо не происходит, либо сюжетные линии при стыковке лишь сильнее раскрывают свою порой физически невозможную натянутость; по крайней мере, пролог, в котором каждая реплика и каждый поступок каждого персонажа не поддаются немедленному объяснению и вызывают лишь больше вопросов, на которые так и не будет дано удовлетворительных ответов, честно задаёт тон.

Отдельные моменты, судя по всему, были адаптированы без оглядки на то, что фильм — не седьмая часть долгоиграющего франчайза, и действие его происходит не в середине нулевых; инспектор Харри Холе — «живая легенда», чьи дела изучают в «академии», но вживую в кадре он только и делает, что напивается до потери сознания, вяло бродит по местам преступлений и терзается, забыв сходить с сыном бывшей в поход, глубины у него по итогам этого не больше, чем у громоздкого полицейского суперкомпьютера, который таскает повсюду героиня Ребекки Фергюсон.

Следователи, работающие над одним и тем же делом, без вразумительных оснований и последствий открыто не доверяют друг другу и никому не сообщают о своих намерениях, и как минимум два второстепенных персонажа и целая сюжетная линия существуют в кадре исключительно в качестве отвлекающих манёвров, не имея никакой связи с настоящим убийцей. Последний, между тем — из тех восхитительных созданий, что существуют лишь в самых нелепых образцах жанра: одновременно безупречно функционирующий член общества и психопат с детской травмой, способный быть невидимым, заметать следы столь идеально, что его убийства принимают за суициды, и средь бела дня выводить очертания снеговика на крыше автомобиля исключительно ради того, чтобы поддразнить инспектора Холе. И всё — чтобы в финале раскрыть себя пролайфером, мотивируемым защитой семейных ценностей.

Несмотря на эти и отдельные другие абсурдные моменты, у «Снеговика» даже не получается быть случайной комедией. Наоборот, традиционный суровый тон Альфредсона, лишаясь всякого под собой основания, превращается в уникального рода апатию, которую не способно проломить почти ничто. Дело закрыто? Кто-то ещё пропал? Танцующий истребитель плесени? Знакомому актёру крупным планом отстрелили голову? Что бы ни происходило в кадре, фильм, оставаясь, пусть и непреднамеренно, верным своему герою, сам воспринимает и преподносит это так, словно он только что пробудился непонятно где, и не способен остро воспринимать что-либо через завесу паршивого похмелья. В таком настрое проходит два часа.

Причём здесь снеговики, так и осталось тайной.