Непрощённый:

Непрощённый: Сорян

Нагиев старается, сутулится, щурится, часто моргает, плачет, кричит от горя в пустоту, хрипит и, в конце концов, половину времени ковыляет глубоко шокированный, случайным образом повторяя игру Шварценеггера. Их Калоевы очень похожи, несмотря на разницу в пересказах и неубедительную бороду Нагиева.

Как похожи сами «Непрощённый» и «Последствия». Они пересекаются и в конкретных, и в идейных моментах, внезапно показывая, что Андреасян растёт над собой, но по-прежнему не понимает базовых вещей, и поэтому проигрывает посредственной голливудской драме.

Его Калоев так же потерянно бродит на месте крушения, требует прощения и спонтанно убивает Нильсена почти на глазах семьи, перед этим помахав фотографией семьи собственной, но по иронии именно эти моменты он делает плохо. Спотыкается на каких-то дурацких вещах. Он будто не знает, что при автокатастрофах обломки не падают в одну кучу, а разлетаются на километры, и что трупы не изображаются глянцевой серой краской. У него дорогой актёр Нагиев со всей силы изображает боль и страдания, рассматривая и обнимая менее дорогих актёров, раскрашенных как зомби на детском утреннике. В «Последствиях» Шварценеггер садится рядом с трупом и картинно разворачивает фото семьи, а Сарик банально снимает, как кровь брызжет на фото, которое валяется на земле.

Андреасян, конечно, молодец, что открыл для себя многоплановую композицию, неплохое освещение и, главное, боке, но кино он по-прежнему не чувствует, а конструирует. Он собирает все классические голливудские приёмы, сценарные и постановочные, от диалогов до пауз, от музыки до планов, и меры в них всё также не чувствует. Если нужно добавить эмоциональности, он льёт от души. Никакой аккуратности, никакого изящества. Гремит весь оркестр. Гремит и гремит, нагнетает трагедии, от начала до конца.

Более короткая сцена уезжающего Макконахи в «Интерстелларе» сильнее и тоньше, чем дубовая метафоричная сцена уезжающего Нагиева. И обязательно машина остановится, и обязательно он захочет попрощаться ещё раз. И обязательно ему подарят на прощание что-нибудь. У Сарика не люди, а собирательные киношные персонажи, у которых чужие и слова, и действия, и даже взгляд. У него всегда так было. Только в «Непрощённом» эту вторичность и подражание сложнее рассмотреть, чем в ранних работах, включая «Ограбление по-американски», потому что технически оно твёрже, красивее, и Нагиев достаточно гордый и непокорный, чтобы не играть совсем уж плохие диалоги, в отличие от Броуди, который может пять минут со слезами на глазах рассказывать, как ему трахали в тюрьме, и теперь он не может жить дальше.

Хотя даже в технических вещах Сарику не хватает профессионализма и вдумчивости. «Непрощённый» снят целиком с такой жёсткой глубиной резкости, что оператор просчитывается в, опять же, смешных моментах. Автофокус часто не успевает, и берёт фокус не там, на ушах, на заднем плане, но не на лицах. Или диафрагма настолько сильно открыта, что чёткость есть на глазах, но пропадает уже на носе Нагиева. Или монтажёр криво подрезает квадрокоптер, и видно, как тот дёргается при управлении.

Но ладно, технические ошибки не всем бросаются в глаза, а постоянное, топорное манипулирование эмоциями было ещё в «Последствиях», но что хотел сказать автор? Есть, что сказать? Цельное высказывание? Нету? А зачем снималось? Потому что в «Последствиях» при всех его недостатках, чётко прослеживается вопрос извинения и прощения. Это ключевая идея: никто не хотел извиняться перед Калоевым-Шварценегером от начала до конца. Притом Нильсен там тоже показан страдающим человеком, и поэтому получается хоть слезоточивая, но трагедия, потому что одна жертва случайных обстоятельств убивает другую жертву этих же случайных обстоятельств, и в результате рождает новую трагедию.

А в «Непрощённом» такого нет. Нильсен здесь трусливый мудак, «Скай гайд» ещё большие мудаки, а убийство Нильсена на глазах семьи почти никак не анализируется. Больше того, в финале Сарик неожиданно выруливает на тонкий лёд, где стюардесса персонально говорит «Добро пожаловать домой, господин Калоев», а российские журналисты спрашивают, чувствует ли он себя героем, и в воздухе витает дух «Брата 2», но непонятно, есть ли в этом социальный подтекст, или Сарик видит некий повод гордиться в том, что сделал Калоев. Или вообще: делает ли он что-то осознанно. Потому что потом он так же легко переключается на очередную банальщину с котёнком, и мысль прерывается.

Да, Сарик растёт. Но продолжает делать поверхностное, ученическое кино, которое можно разбирать дальше, ретроспективно оглядывая его карьеру и сравнивая с голливудскими фильмами, но это сомнительное занятие, если вы не кинокритик.