Петровы в гриппе

Рецензия: Прикосновение Снегурочки

Экранизация очень многословного и по меньшей мере спорного романа Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него» с самого начала была ценна и интересна исключительно благодаря фамилии режиссёра. Возвращение Серебренникова в строй после завершения долгой и неумной судебной кампании, которая стала неактуальной после смены главы минкульта, было важнее любого конкретного сюжета, и попадание в программу Канн было автоматическим событием из того же разряда — поддержать опального художника, а что там за фильм — уже не так важно, тем более что советские и постсоветские реалии отечественного «магического реализма» непонятны нынче никому, даже во многом и отечественная киношная публика настолько далека от всего этого, что реагируют все чисто механически — в ответ на восторги Юзефович.

А между тем у Серебренникова кино получилось с одной стороны тщательно переносящим книжную канву на киноязык, а с другой — за счёт чисто кинематографических приёмов оно в кои-то веки становится не очередной театрализованной постановкой режиссёра, в основном известного своими театрализованными постановками (собственно, в кино он всегда снимал «такой театр»), а именно что фильмом, со специфической драматургией и богатым арсеналом современного околокиношного дискурса от комикса по точечные и весьма едкие реплики в сторону неосторожных в высказываниях коллег, которые слишком рано поспешили списывать подсудного Серебренникова со счетов.

Так особенно и персонально достаётся фильму «Глубже», который и хотел-то наверняка высмеять Крыжовникова, но получилась у него именно что пародия на Серебренникова, и своеобразный «диз» на режиссёра Сегала в итоге у «Петровых» не заметить попросту невозможно. Впрочем, всех этих игр в пост-модернизм на экране получилось довольно немного, Хаматова в роли местного героя кинокомикса (тут вообще много про комиксы) плюс говорливый Колокольников и погрязший в самолюбовании Иван Дорн в качестве ответа современному мэйнстриму, а также несомненное местное альтер-эго автора оригинального романа. Но, повторюсь, этого немного.

А вот чего в фильме много, так это тщательно подобранного советского колорита в кадре и самое главное неуловимой гнетущей атмосферы хмурых праздников нашего детства под рассуждения о реальности ледяного прикосновения хтонической Снегурочки, равно как не менее хтонической кондукторши, в образе местного Харона неминуемо везущей героев на тот свет и при этом настойчиво требующей за проезд. Про потустороннее тут вообще снято очень разнообразно и колоритно — и все происходящие в кадре убийства, самоубийства и просто смерти в какой-то момент почти превращают абсурдистский «магический реализм» гриппозного трипа в некое подобие триллера, впрочем, Серебренников довольно быстро бросает эту затею и возвращается к основному сюжету «катарсиса отцовства», тем более что это у него получается лучше всего.

В остальном же фильм, тем не менее, получился очень неровный и разбросанный, тут в финальном монтаже осталось много случайного. Хаматова так и пребывает вставной картинкой из комикса, Снегурочку обрывают на самом интересном месте, неожиданный гей-романс вообще низведён до анекдота. Изначально мифологический хахаль Игорь в фильме получился вообще лишним. АИД этот и вся алкогольная линия — тоже вставные, прикол ради прикола, объясняемый только в самой финальной сцене. Тем не менее, всё это к тому самом финалу, как и в романе, так или иначе собирается воедино, оставляя вполне целостный образ, а вот насколько он актуален зрителю в наше пост-ковидное время — большой вопрос.