Третья волна зомби, Исцелённые / Исцелённые

Рецензия: Лекарство от зомби

Классику современного зомбо-трэша Джорджу Ромеро приписывают фразу, что, мол, у этого жанра всегда есть зритель и социальный подтекст, и ирландское кино «Исцелённые», получившее у нас более прямолинейное название «Третья волна зомби» в полной мере оправдывает эту максиму. Тут действительно режиссёр Дэвид Фрейн максимально широко воспользовался заходом про бывших зомби, помнящих свои зверства, чтобы выстроить остросоциальный памфлет вокруг чувства вины и вообще размышлений по поводу того, что когда одни убивают других, зачастую не бывает исключительно правых и сплошь виноватых, бывают жертвы, которых не вернёшь, а остальным потом с этим грузом жить.

При этом автор не забыл для начала как следует развернуть свою версию зомбо-апокалипсиса со спецтерминологией, отдельным сюжетом про поиски лекарства, ну и вообще сказал много нового в жанре, где вообще редко происходит что-то новое. Тут вам и «стайность» зомбаков, и местные клубы анонимных излечённых, и концлагеря для находящихся на пути к исправлению бывших «ходячих», и политические дебаты о том, как поступить с теми из них, которые не поддаются лечению, и попытки сегрегации бывших зомби. Попутно разворачивается и набор человеческих персонажей — врачиха, Эллен Пэйдж, военный, два «излечённых» с диаметрально разной реакцией на снящиеся им кошмары. Всё это достаточно широкими мазками, зато точно расписано в холодные тона североевропейских криминальных сериалов вроде «Шетланда», и до некоторых пор собственно зомбо-триллером является лишь номинально, с тем же успехом ими являются и недавние мелодрамы про любвеобильных трупаков вроде «Если твоя девушка зомби», это вообще по большей части спокойное актёрское кино, в котором драму действительно играют, а не проговаривают.

Однако когда к середине фильма конфликты исцелённых и никогда не болевших резонно обостряются, а драма стремительно переходит в трагедию, Дэвид Фрейн всё-таки решает играть в жанр по-взрослому и мановением руки выпускает быстрых зомби на оперативный простор. И тут же внезапно выясняется, что при быстром монтаже социальный подтекст оказывается таким жирным и замысловатым, что зритель буквально не успевает понимать, мы за белых али за красных, что хорошо для драмы, оказывается на грани, а то и за гранью перебора в экшне. Так сюжетная арка «невосприимчивой» достигает невероятного надрыва и это прекрасно, а вот история с зомби-террористом как-то неловко повисает в воздухе с его исчезновением и не заканчивается ровным счётом ничем.

Наконец центральный сюжет про пацана и дядю разрешается ну совсем классическим скримером, за который просто неловко. Слишком уж прямолинейно для столь долгого вступления, слишком всем везёт и не везёт одновременно, в общем, чистая история с Карлом в «Ходячих», только не растянутая на сезон, а так, минуты полторы в финале. Обидно и то, что как раз история с детьми аккуратно прослеживается весь фильм на биллбордах, но судя по финалу, про это вообще можно снять целый отдельный фильм, а не выбрасывать идею в мусорку банального клиффхэнгера.

Ну и непонятнее всего осталась главгероиня. Она то активистка, то хейтерша, она то рубит топором, то вдруг бросает пацана на зомбака, которого ненавидит и боится. В общем, перемудрили авторы с неопределённостью и подвешенностью в воздухе, даже главный герой принимает решение всё-таки не сам, а вынужденно, при помощи получания трубой по голове. Это делает сюжет не более многогранным, а более рыхлым, а концовку — не философской, а излишне мелодраматичной. С другой стороны, вон «Зомби и предубеждение» тоже отличное слово в жанре, хоть и комедиийная мелодрама. В данном случае тоже — и научная новизна присутствует, и герои интересные, и динамика в конце подобающая, но вот без этой неопределённости можно было и обойтись, а лучше — добавить какой-нибудь конкретики из реального мира, вот зомби в этом фильме они кто? Выпущенные из пенитенциарной системы урки, мигранты, бывшие наркоманы, я не знаю, перевоспитанные после войны нацисты? Элементы всего этого в фильме нам подбрасывают, но как-то бочком и мельком, будто автор боится конкретизировать, ему комфортнее до конца оставаться в мире фэнтэзийной абстракции.